Шагнуть в неизвестность - Страница 70

И верить его байкам не станет, нет в нем ни капли желания жить. Этот — из тех, кого можно хоть взводом караулить, а они все равно влезут на крышу высотки и сиганут вниз. Ясно теперь, почему слуга так обрадовался, попробуй, накорми того, кто каждую насильно влитую ложку бульона немедленно выплевывает назад. По передничку, повязанному поверх вышитой ночной рубахи, видно.

— Барсент… — как-то заискивающе пролепетала хозяйка, жестом пригласив гостей садиться, — господин Авронос привел целителя господина Эконса…

— Подождите, — решительно прервал ее Костик, заметив плеснувшееся в глазах больного презрение, и сообразив, сейчас она все испортит, попытавшись уговорить мужа.

Который именно ей не верит больше всех других.

— Что?!

— Ничего не говорите без моего разрешения, ни слова! — Как здорово, что их препод по ОБЖ был отставным сержантом и умел утихомирить толпу десятиклассников одним рыком, было чему у него поучиться, — Я сам задам вопросы, и отвечать нужно строго по существу!

— Но… Авронос? — Смятенно обернулась женщина к лекарю.

— Иначе я уйду. — Моля богов, чтоб она запротестовала, и можно было отступить с чистой совестью, отрезал Эконс.

В глазах больного на миг появилось изумление и немедленно сменилось привычной пренебрежительной снисходительностью.

— Хорошо, — госпожа Уликора отступила с какой-то обреченной покорностью, и что-то смутно знакомое, промелькнувшее в ее взгляде или движении неприятно царапнуло Костику душу.

Что-то неотчетливое… и досадное, как песок в сандалиях.

Больной чуть напрягся в кресле, на лице цементной маской застыло упрямство, во взгляде появился настороженный холодок. Приготовился. Занял круговую оборону. Ждет. И заранее настроен на то, чтоб не пропустить ни одного, даже малейшего поползновения на свое право принимать окончательные решения.

Ну и чем его можно достать?

— Сидите! — вставая со стула, приказал Костик, и нарочито неторопливо отправился в обход гостиной.

Он сам не понимал, откуда у него возникла уверенность в своих действиях, просто интуитивно чувствовал, что поступает правильно, не ринувшись очертя голову в исцеление. И еще просто зримо ощущал сильное негативное напряжение между этими двумя. Что, интересно, тут должно было произойти, чтобы бездвижный калека так сильно ненавидел жену?! Вкладывающую все силы и душу в его излечение? Ведь заметно, что именно это главный смысл ее жизни!

Видно по этой огромной комнате, где столько цветов, всевозможных красивых предметов, и сияет чистотой каждая вещь?! Так вот чего не хватало в приемном зале! Блистающих после мытья полов и стекол, свежих цветов и неповторимого аромата чистоты. Значит, правильно он почувствовал у входа… запустение… или равнодушие, вот как, если точнее, это называется.

Он все шел гуляющим шагом, разглядывая картины и книги, статуэтки, вазы… В застекленных шкафах хранилось различное оружие, от простых метательных ножей до клинков в драгоценных ножнах. На полках были разложены диковинки, среди них огромный клык неведомого животного, и не менее огромная друза сверкающих разными цветами кристаллов. А дальше на узком столе, покрытом черным бархатом загадочно поблескивало несколько предметов, от одного взгляда на которые в душе Костика вспыхнула надежда.

Он шагнул ближе… изучая, просчитывая со скрупулезностью пенсионерки, пришедшей в супермаркет, свои скромные возможности, и, наконец, протянул руку к выбранному инструменту.

Серебро и чернь, медь и золото… больше всего это походило на кларнет, и мечтать он мог только об одном, чтоб звук был так же многогранен и проникновенен. Осторожно отер рукавом, поднес к губам, с замиранием сердца пробуя, как отзовется на наглость пришельца изумленный металл.

Нежный, как вскрик испуганной девушки, как утренний ветерок, звук сорвался и повис в ошеломленной тишине гостиной, и казался бы чужим и ненужным, если вслед не ринулся более уверенный и глубокий аккорд. Несколько наугад сыгранных тактов постепенно сложились в тревожную мелодию, печальную и светлую одновременно. В ней скользили нотки известного произведения Штрауса, но только нотки. Все остальное было чистейшей воды импровизацией, откровением души, наполненной живой тоской по утраченному миру, по матери, по смутным несбывшимся надеждам и мечтам.

Костик потихоньку продвигался по залу, заходя так, чтоб видеть лица присутствующих. И был потрясен, заметив слезы не только в глазах госпожи, но и ее мужа. Так может… не все так безнадежно?

Но начнет он вовсе не с того, чего ждут от него хозяева и Авронос… а с совершенно другого.

— Госпожа Уликора! — резко оборвав игру, тихо но очень проникновенно приказал Костик, — рассказывайте.

— Что? — она выглядела изумленной, но из-под изумления рвался испуг.

— Все, что произошло тут в тот день, когда заболел ваш муж. И с чего вообще началась вся история, — добавил он, повинуясь наитию, — только правду, иначе ваш муж вскоре умрет, сидя в этом кресле. Я чувствую… как тень без лица уже подбирается к нему.

Странное чувство, охватившее Костика вчера, когда он вытаскивал с того света Майку, на этот раз пришло почти моментально, откликом на его слова о тени.

— Рассказывайте, — поторопил землянин, опасаясь, что снова свалится в обморок, и не сумеет довести дело до конца.

К его удивлению, хозяйка действительно заговорила, как-то бесстрастно и ровно, словно находилась под гипнозом.

— Это началось, когда я еще была совсем юной девчонкой. У меня была подруга, дочь обедневшего соседа, родители пригласили её ко мне компаньонкой. Отец жалел Недику, и надеялся, что в нашем доме ее скорее заметит кто-то из достойных господ. Саму меня к тому времени уже просватали за Барсента, и я была самой счастливой невестой на свете. Вы не представляете, какой он умный и добрый человек…